– Ксюша… – задыхаюсь я. – Ну посмотри на меня, пожалуйста! Скажи что-нибудь!

Поворачиваю ее лицом к себе и, видя потухший безразличный взгляд в когда-то ярких глазах, чувствую, как что-то обрывается внутри.

– Ксюша…

– Я устала, – говорит она, глядя на меня с безразличием. – Поеду к маме.

– Нет! – пытаюсь удержать ее, но она спокойно идет в гардеробную и начинает размеренно собирать свои вещи в дорожную сумку, на ходу вызывая такси.

– Ксюша, не надо. Не уходи, не в таком состоянии! Я сам уйду, ладно? Я сейчас же уберусь отсюда, только не делай глупостей. Отдохни, хорошо? Потом поговорим.

Понимая, что другого выбора в данной ситуации нет, я беру ключи и вылетаю из дома. Отъехав дальше по улице, слежу за воротами, чтобы быть уверенным, что она не уедет, и звоню ее матери.

– Алло.

– Здравствуйте, Алла. Приезжайте к нам домой, пожалуйста. Прямо сейчас. Вы нужны Ксюше.

– Что с ней? – беспокоится теща.

– Физически все хорошо, не волнуйтесь. Ей просто нужен человек рядом. Она меня, кажется, бросила.

Кладу трубку, чтобы не нарваться на шквал вопросов, ответить на которые не в состоянии, и через сорок минут, когда приезжают родители Ксюши, паркуясь у ворот нашего дома, позволяю себе уехать.

Ксюша

Я слишком опустошена, чтобы прямо после разговора с Глебом и его отъезда вести беседы с мамой и отцом и что-то им объяснять. Они тихо переговариваются, пока я, свернувшись калачиком прямо в гостиной на диване, оплакиваю наш брак с Глебом, которого уже нет. Больше мы не семья. Больше не вместе. Все происходящее кажется страшным кошмаром, сознание не принимает факты, стопорит их, я пытаюсь оправдать Глеба, найти разумное объяснение его поведению.

Но, как ни крути, отрицать очевидное не получается. За моей спиной муж строил свою жизнь. Ребенок. Это ранит больше всего. Мальчик Вова, сын моего мужа от какой-то чужой женщины. Перестать думать об этом невозможно. Теперь вся наша семейная жизнь пронизана ложью. Теперь я не верю ничему и подвергаю сомнению прошлые события.

Когда это началось? Когда он стал врать мне? Почему не признался, а предпочел изощренно изворачиваться? Сколько времени он планировал держать меня в неведении? Почему мы приехали в Россию именно сейчас? Он жил на две семьи?

Эта позиция чайлдфри была только для меня? Почему я не подходила на роль матери? Чем болен этот мальчик?

Я не знаю, смогу ли жить, не найдя ответы на эти все вопросы. Но получить их я могу только от Глеба. Но даже видеть его не хочу, не только разговаривать с ним.

– Ксюнечка, пойдем спать, – уговаривает меня мама, насильно поднимая с дивана и уволакивая в постель.

Папа своевременно удалился из гостиной, и я ему благодарна, потому что начинаю выть в маминых объятиях, не в силах остановиться. Прямо-таки повисаю на ней, плача не переставая. В голове только одна мысль: «Как он мог?!»

– Ксюша! Хватит! – мама мягко встряхивает меня, отлепляя от себя и строго смотрит прямо в глаза. – Знаю, больно! Знаю, тебе хочется умереть и кажется, что боль невыносима! Знаю, как никто. Но ты отвечаешь за ребенка. Надо прийти в себя и жить дальше. Этот козел недостоин тебя!

– Мама, как ты справилась? Как ты с этим справилась несколько раз? – рыдая, спрашиваю у человека, который много раз начинал с нуля.

Смотрю на нее с мольбой, надеясь получить универсальный совет. Ту самую волшебную пилюлю, которая так сильно помогла маме пережить расставания и измены.

– Будет непросто, – говорит она честно, поджимая губы. – Эта боль никуда не уйдет, останется с тобой, просто притупится. Но у тебя есть ради кого жить. И у меня было. Мои дети не дали мне сбиться с пути.

– Дети… – сразу сникая, чувствуя, как холод пронизывает тело. – Я не знаю, что мне делать…

Мало-помалу посвящаю маму в нашу с Глебом ситуацию и пересказываю унизительный разговор, который между нами произошел. Про эту роковую эсэмэску и его вынужденное признание второй семьи только после того, как ему ничего другого не оставалось.

– Неужели он бы обманывал меня до последнего? Он убеждал, что не изменял!

– Они все так говорят! Козел! – бушует мама, не собираясь успокаиваться. Она в ярости. Меня даже пугает ее решительный вид, с которым она ходит по спальне. – Не верь ему, Ксюша! Не смей давать слабину! Он будет ходить за тобой, просить прощения, а ты не сдавайся!

– Нет, не будет, – говорю слабым голосом, проглатывая колючий ком в горле, – он поехал к ним…

Слезы снова брызжут из глаз, и мама снова принимает меня в свои объятия.

– Ну-ну, плакать нельзя, надо держаться, ради малыша. Тебе не придется встречаться с этим козлом. Я и сама поговорю с ним, или потребуем документы о его генетических заболеваниях по почте! Пусть только попробует не предоставить! Он нам не нужен. Ты сильная, Ксюня, ведь ты моя дочь. Слышишь?

– Да, мам, спасибо, что приехала, – шепчу, не в состоянии больше ничего сказать.

– Как я могла не приехать? Ну гад! Ну до чего же гад! Пойду собирать все его вещи, выкину их на помойку и отцу твоему расскажу, он займется юридическими вопросами! Когда супруга в положении, так просто не разводят, дают время, чтобы пара передумала. Надо сделать так, чтобы ты была избавлена от всей это возни! Пока спи, а завтра будет новый день.

Несколько раз моргаю, провожая маму взглядом и переваривая ее слова. Юридические вопросы… Так ведь она же говорит о разводе.

На меня снова наваливается темная удушающая волна. И я закрываю глаза, чтобы спрятаться от страшной действительности в тяжелых сновидениях.

Глава 17

Глеб

– Глеб, ты меня слушаешь?

Я перевожу взгляд на Кристину и моргаю. Что же она мне говорила? Так ушел в свои мысли, что пропустил все мимо ушей.

– Нет, извини. О чем это ты?

– О твоей квартире, – терпеливо объясняет моя помощница. – Она тебе нравится?

– Да, то, что надо. Ты хорошо поработала, спасибо.

Прошла неделя с тех пор, как Ксюша отказывается видеть меня и разговаривать со мной. Когда я поехал домой на следующий день, переночевав в своем офисе, мама блондиночки меня и на порог не пустила.

– Если тебе хоть немного дорога моя дочь, то не беспокой ее, – заявила Алла, гневно сверкая глазами. – Ксюня и так вне себя от горя, у нее стресс из-за ребенка, и если она его потеряет только потому, что тебе не терпелось выяснить с ней отношения, то она тебе этого никогда не простит. Все, что сейчас нужно моей дочери – это время и немного покоя. Оставь ее. Когда будет готова, она сама с тобой свяжется. А еще пришли мне информацию об этой своей генетической болезни.

Я не стал с ней спорить, потому что, как бы мне ни хотелось поговорить с женой, заставить ее понять, почему я поступил так, как поступил, Алла была права. У Ксюши пока небольшой срок, и учитывая, как она себя чувствует, всего один всплеск эмоций во время этого непростого разговора – и у нее реально может случиться выкидыш.

Я взял вещи, которые выставила мне за порог теща, и поехал в гостиницу. А потом попросил Кристину подыскать мне квартиру, что заняло некоторое время. И вот вчера, наконец, смог переехать, хотя радости это мне не принесло.

Я не хочу жить без Ксюши. Она необходима мне. Я скучаю по ней, по ее рукам, голосу, по совместной готовке, по разговорам перед сном. Не могу уснуть, не слыша рядом ее тихого посапывания. Постель не пахнет ее духами, и я просто ненавижу аромат кондиционера, забивающий нос вместо запаха моей жены!

Не верю, что это конец. Ей просто надо побыть одной и подумать. Не может разрушить наши отношения это недоразумение. Я не изменял ей, не предавал ее. Я просто не рассказал ей об изменениях в своей жизни, связанных с Алисой и Вовой. И если бы не эта чертова болезнь, отразившаяся, по-видимому, на нашем ребенке, Ксюша не была бы так разбита. Она бы злилась на меня, но простила бы.

Черт, да даже если бы она заявила, что хочет четверых детей, я бы смирился, лишь бы не потерять ее! Теперь я это понимаю. Да, я все еще не хочу нести ответственность за жизнь и психику ребенка, но готов пожертвовать своей совестью, если это позволит мне сохранить ее. Вот только теперь и этого варианта нет. Я, черт возьми, носитель этой болезни! И возможно, единственный ребенок Ксюши будет инвалидом, если она и впрямь не решит найти себе кого-нибудь другого.